Александр Давыдов

Говоря о сегодняшней критике Церкви, стоит отметить следующий момент: Церковь критикуется как некий анахронизм, который имеет право на существование, однако же, в определенных узких границах – удовлетворяя религиозные потребности меньшинства, наравне с любителями ловли бабочек и представителями прочих кружков по интересам. Увы, именно в таком духе пишут о нас легионы более или менее популярных авторов, и в еще более примитивном виде этот рудимент позднесоветского общественного сознания воспроизводится нашими оппонентами даже и в обыденной жизни.

Мы можем сформулировать сущность предъявляемых к нам претензий примерно так: Церковь стремится быть духовным лидером общества, в то время как ее место лишь в узких границах меньшинства. Также Церковь стремится влиять на секулярное и устремленное в будущее общество, являясь консервативным и отсталым общественным институтом, ориентированным на интересы политической элиты в большей степени, чем на интересы общества, и неспособный быть прогрессивным субъектом общественной жизни.

   Поскольку такая критика проецирует богохульные акции и недоброжелательное отношение к церкви немалого количества людей, способных потенциально оказывать Церкви серьезную поддержку, необходимо разобраться с этими главными посылами, чтобы более эффективно строить свою информационную работу (к коей, безусловно, относятся и «безсмысленные» войны комментариев).

    Начнем с первой претензии. Итак, у нас в стране на самом деле созрело новое и ориентированное на Запад общество. Общество секулярное и сильно атомизированное. Казалось бы, Церкви и впрямь не стоит претендовать на духовное лидерство в таком обществе. Однако «Интернет-сообщество» есть часть российского общества, и ему свойственны те же культурные качества, та же культурная преемственность, что и всему российскому обществу.

    Общество это де-факто является советским. Советские культурные коды активизируются даже и в людях 85-92 гг. рождения, причем в весьма яркой форме.

    Следовательно, неизбежен вопрос: является ли церковное сообщество также культурно советским? Безусловно, является, о чем свидетельствует даже и письмо сбора подписей с прошением правоохранительным органам обвинить одну известную панк-группу еще и по статье 282 (разжигание розни).

    Новая российская идентичность есть верное дитя идентичности советской, формирование же принципиально новой культурной идентичности осознанно осуществляется лишь в националистической среде. А русская общественность – не российская общественность, о ней разговор пока не идет.

    Жестко иерархический институт, осуществляющий свою деятельность в постсоветской культурной среде - и вправду, может ли он претендовать на лидерство в постсоветском же, живущем реанимацией советских идеологем и мифологем, хотя и (в определенных достаточно узких пределах) стремительно от них избавляющемся обществе?

    Безусловно, может. Факторами, легитимирующими лидерские устремления, могут являться: этическое и моральное превосходство над остальным обществом, способность быть примером – как главный фактор; способность  это превосходство передать с помощью доступных и восприимчивых «новым обществом» культурных и информационных «обрамлений»; этическое и моральное превосходство, долженствующее выражаться и в честных публичных позициях, требующих большого гражданского мужества и подчас – противостояния отдельным представителям власти, ведущим себя противоположно христианским ценностям -  и пассионарность, жертвенность. Демонстрация огня, зажигающего общество – огня любви к Богу и людям.

    Мешает же развитию этих факторов рудименты «советско-православного» мировосприятия, например – неспособность подчас занимать осознанную и моральную позицию в отношении действий представителей власти в тех случаях, когда такая позиция предполагает противодействие морально неприемлемым действиям власти (вспомним события на Манежной площади, после которых многие русские отвернулись от Патриарха).

    Приверженность советской культурной идентичности, которая проявляется и в яростной антисоветской риторике, и внутренняя теплохладность – самый важный фактор, ликвидация которого и является, собственно, задачей любого христианина в «Лаодикийский период» существования Церкви.

    Безусловно, в общем и целом Церковь еще с советских времен  умеет сохранять свое достоинство в саамы неблагоприятных условиях, и имеет свои, церковные культурные коды и свою культурную идентичность, позволяющую нам использовать недоступные иным субъектам информационного воздействия    формы подачи информации; и внутренне горение, столь ярко проявляющееся в подвижничестве, видимом нами каждый день в Церкви.

    Я указал лишь на те недостатки, которые мешают нашей СПОСОБНОСТИ быть духовным лидером современного общества.

   Теперь стоит разобраться и со второй претензией. И в самом деле, является ли Церковь консервативным социальным институтом?

    Ответ на этот вопрос может быть двояким – в зависимости от того, как мы воспринимаем само понятие «Церковь».

   Но поскольку мы сейчас говорим об обществе, да еще и секулярном обществе, ради адекватности анализа стоит принять точку зрения, согласно которой Церковь является определенным  социальным институтом. Дальнейшая конкретизация понятия нам пока не нужна.

    Исторически сложилось так, что церковные структуры и у нас, и на Западе придерживались консервативных политических сил. Это было обусловлено, как правило, корпоративными интересам той            или иной структуры, политическими, экономическими и собственно вопросами безопасности – ибо  антиконсервативные, то есть нередко революционные силы почти всегда занимали антицерковные, секулярные позиции.

    В России же вряд ли возможно назвать Церковь полностью консервативным институтом. Еще до революции духовенство подчас придерживалось идейной  близости к социалистам, что неудивительно: ведь  идеи равенства и социального государства близки   христианскому миропониманию.

    В феврале 1917 года Русская Православная Церковь также проявила себя не как консерватор, открыто поддержав государственный переворот и введение «народовластия».

    В лице местоблюстителя Патриаршего Престола Сергия наши предшественники проявили себя современными эпохе людьми, готовыми поддержать Советскую Власть – молодую власть, подобной которой еще не было в мире.

    И во время Великой Отечественной войны патриарх Сергий, наш предстоятель, проявил далеко не консервативную позицию, прямо встав против сил радикального консерватизма, идущих со свастикой на знаменах.

    Аркадий Малер в статье «Философия консерватизма: противоречия и преодоления» достаточно метко формулирует обусловленность российского консерватизма: в логике консервативного мышления современный российский консерватизм – это «апология режима РФ как продолжения СССР». Поскольку современная российская политическая элита в своих квазиидеологических построениях постоянно обращается к советскому наследию (что никоим образом не противоречит существованию государственной олигархии, а также системе откатов), вышеприведенная цитата видится удивительно верной, а Церковь – явным антиконсерватором, ведь отношение православных к Советской Власти преимущественно негативное.

    Тем более понимание Церкви как легитиматора любого правящего режима (ситуативный консерватизм)  и понимание Церкви как института, несущего в мир истину Христианства – не одно и то же, а критики Церкви разделяют зачастую лишь первое понимание, понимаю социальную роль Церкви лишь в рамках первого понимания.

    И поскольку мы прежде всего – воины Иисуса Христа, призванные ко служению Ему, никакой консерватизм Церкви не свойственен. Мы просто-напросто существуем в другой системе координат, мы совсем иначе, чем мир, понимаем историю. И в какой-то момент защищаемые нами ценности могут оказаться ультраконсервативными, а в какой-то степени – едва ли не революционно новыми. Благодаря этому простому свойству защищаемых нами ценностей мы вольны в позиционировании, а в силу особой и важной роли Церкви в истории России само развитие консервативной, но не российско-советской идеологии в России неизбежно связано с особой ролью Церкви в настоящем.

    Чтобы Церковь не ассоциировалась с мракобесным традиционализмом, важно понимать следующее: роль Церкви в истории,  общественных процессах, имевших место быть в истории России, могла быть разной, но ценности, которые мы несем в мир – вечны.

    И наша общественная функция состоит не в упорном стремлении задержать развитие общества, а в том, чтобы христианизировать его, напитать его идеалами Любви, Милосердия, Веры, чтобы не допустить кровопролития и жертв в опасные для единства общества моменты истории. 

    И очень ярким, трагическим примером того, что бывает, когда к голосу Церкви не прислушиваются, является разрешенный кровью кризис осени 1993-го года. Кризис, породивший сегодняшнюю Россию.